На этот случай у нас был заранее сформирован резерв добровольцев. В их число входил и я. Уверенности придавал опыт работы в экстренных ситуациях: во время обучения на военной кафедре в медицинском университете отрабатывали систему организации помощи в условиях пандемии.
Семья новость восприняла спокойно. Супруга Юлия, сама будучи медицинским работником, поддержала, девятилетний сын Глеб и трёхлетний Гордей пообещали ждать.
Вместе со мной в Москву в месячную командировку в клиническую больницу «РЖД-Медицина» им. Н.А. Семашко отправились еще один врач и пятеро медсестёр.
Глаза и походка
По приезде увидели, что все 550 коек, развёрнутые в больнице, были заняты. Освободившиеся места сразу заполнялись новыми пациентами, которых привозили на скорой.
Так как по специализации я врач-анестезиолог-реаниматолог, то, меня сразу направили работать в отделение реанимации, одно из самых тяжелых.
Смена длилась шесть часов. Все это время находился в «красной зоне», покидать которую было нельзя ни на минуту, в тяжёлой амуниции.
Первые несколько дней использования защитных костюмов, столкнулись с небольшой трудностью. Маски через полтора часа работы запотевали так, что видимость обеспечивал лишь небольшой просвет.
Вскоре, поэкспериментировав со средствами, предотвращающими запотевание, с коллегами определили, что, на удивление, лучше всего помогает обыкновенное жидкое мыло. Его и стали чаще использовать.
В реанимационном зале на лечении находилось до 30 тяжелых пациентов: за их состоянием тщательно следила врачебная бригада из четырех врачей и пяти медицинских сестер.
Чтобы распознавать коллег, придумали своеобразную систему: наклейка красного цвета на костюме обозначала врача, зеленого – медсестру. Имена подписывали маркерами в санпропускнике перед входом в шлюз.
«Гнездо, гнездо. Это реанимация, на второй этаж срочно нужно отправить несколько пачек препарата… Пациенту требуется УЗИ грудной клетки», - таким образом по каналу рации оперативно устанавливали связь с высшим руководящим составом и другими отделениями больницы.
Потери и победы
Известно, что риск тяжелого течения COVID-19 увеличивается при наличии сопутствующих заболеваний. Но стать мишенью вируса могут и вполне здоровые люди. Среди таких был 43-летний мужчина. У него отсутствовали соматические признаки болезни. Несмотря на это, вирус активно воздействовал на лёгкие, так, что пришлось подключать его к аппарату ИВЛ. 21 день медики бились над ним, стараясь нормализовать состояние.
Когда он пришел в себя, стал помогать врачам. Как именно? Каждые 2-3 часа в день, когда проходили работы по профилактике пролежней, он прилагал усилия, чтобы, будучи подключённым к аппарату ИВЛ, переворачиваться. Иногда, я помню, он по 12-16 часов лежал на животе, ведь именно в такой позе лучше вентилируются лёгкие. Вскоре его выписали.
На третий день работы мне пришлось понести первые потери. На фоне полной стабилизации состояния у пациента случилась внезапная остановка сердца.
Я долго прокручивал в голове алгоритм действий, решил, что все сделал правильно. Да только коварство вируса в его непредсказуемости... Насколько мне известно, количество летальных исходов в целом составляет около 1 %.
Мы все искренне радовались, когда пациента можно было перевести из реанимации, а когда узнавали, что его выписали, то считали это настоящей победой.
Помню, из «красной» зоны выходил с чувством выполненного долга. Когда, сняв отяжелелое от пота обмундирование, смотрел в зеркало, видел лицо, которое казалось незнакомым. После 4-5 смены на местах соприкосновения маски с кожей появились раны, которые ежедневно приходилось обрабатывать регенерирующими мазями.
Но это казалось мелочью, как и голод, устлалось. Чувствовал, что не случайно оказался там, выполняя свой профессиональный долг.
Несмотря на то, что на протяжении командировочного месяца я три раза сдавал анализ крови на наличие антител, по возвращению в Хабаровск прошёл двухнедельный карантин.
Сейчас возвращаюсь к прежнему режиму работы. Обстановка стала спокойней, но не стоит терять бдительность, опасность остаётся на расстоянии дыхания.
